Странная вещь произошла с прошлой недели, когда я писал о том, как я и другие социальные психологи изучали толпы людей, стоящих в очереди на церемонии после смерти королевы Елизаветы — выясняли многочисленные причины и мотивы участия в этом массовом мероприятии. Похоже, что сама очередь — и то, что она якобы говорит нам о состоянии нашей нации, — стала такой же большой историей, как и церемонии. Мы перестали следить за зрелищами и стали следить за собой, наблюдая за ними.
Это было только начало серии удивительных преобразований. Размер и поведение толпы не просто отражали уже существующее состояние нации. Скорее, через эти толпы мы видели трансформацию желания участвовать в событиях, трансформацию отношений между теми, кто был в толпе, и трансформацию их отношений с монархом, монархией и государством. Кажется, неделя — это большой срок, и не только в политике.
Две вещи сразу же захватили воображение общественности. Первая — это огромные размеры толпы, стоящей в очереди. Некоторые предположили, что это была самая большая толпа на похоронах за всю историю. Такое смелое утверждение трудно оценить, но ответ таков: скорее всего, это не так. Четыре миллиона наблюдали за отпеванием Папы Иоанна Павла II, 5 миллионов — за похоронами Насера, до 10 миллионов — за похоронами аятоллы Хомейни. А на похороны Си-Эн Аннадурая, главного министра Мадраса, после его смерти в 1969 году пришло 16 миллионов. Более того, в 1980 году очередь на отпевание российского певца Владимира Высоцкого растянулась на 10 км от театра на Таганке в Москве до кладбища, где он был похоронен. Но такие детали не имеют значения. Просто вопрос о том, является ли эта очередь самой большой в истории, вызывает чувство исключительности.
Второй фактор также связан с исключительностью. Снова и снова очереди, и эта в частности, описываются как квинтэссенция и уникальность британского стиля: вежливый, сдержанный и упорядоченный, отражающий вечные характеристики нашей национальной идентичности. Как и большинство якобы «вечных» национальных явлений, это не совсем точно. Представление о британцах как о нации очередников возникло еще во время Второй мировой войны. Правительство опасалось, что нехватка продовольствия, пайки и длинные очереди приведут к социальным беспорядкам, поэтому была проведена целенаправленная пропагандистская работа, чтобы превратить упорядоченное стояние в очередях в национальный долг и символ британского характера. Контролируемые толпы не были отражением «британскости». Скорее, «британскость» была средством контроля над толпами.
Подобно тому, как похоронные и другие церемонии, свидетелями которых ожидали люди, часто описываются как «уходящие в незапамятные времена», но на самом деле были изобретены в конце 19-го и начале 20-го веков, представление о том, что цивилизованность британских толп, присутствующих на этих церемониях, также простирается сквозь туман времени, является мощным средством создания мифов.
Но постоянное внимание к «Очереди» как к историческому событию само по себе сделало сам акт постановки в очередь еще более значимым. Все больше и больше людей хотели встать в очередь просто для того, чтобы быть частью этого события. День ото дня, по мере того как мы общались с людьми, это становилось все более весомым мотивом для участия. Многие, кто сидел дома и даже не думал присоединиться, начали бояться упустить хоть немного бессмертия. Таким образом, толпа становилась все больше и больше, приобретая все большую значимость и тем самым привлекая еще больше людей. Снежный ком катился и рос все быстрее и быстрее.
После того, как люди втягивались в толпу, происходила еще одна трансформация. Общий опыт и общие цели тех, кто ждал вместе в течение долгих часов, привели к возникновению чувства общей идентичности. И эта общая идентичность стала основой для возникновения сообщества. Незнакомые люди становились друзьями. Люди начинали разговаривать, делиться историями, бутербродами, даже завязывались интимные отношения. Такая солидарность поддерживала людей на протяжении всего долгого марша. По какой бы причине люди ни присоединялись к очереди, радость человеческого общения становилась причиной оставаться в толпе.
По мере продвижения толпы, по мере приближения к Вестминстерскому залу, а затем, когда люди оказались перед гробом и короной, произошла еще одна трансформация. Радостное и даже буйное отношение очередников друг к другу уступило место отношению каждого человека к королевской особе. В тишине зала каждый человек стоял один перед гробом королевы и тщательно выверенной хореографической точностью ее сопровождающих. Те, кто присутствовал при этом, рассказали нашей исследовательской группе, как преобразились их чувства, как обострились их эмоции. Величие — до сих пор абстрактное понятие — стало явным. Такие переживания отражают предварительную идентификацию с монархией. Но коллективный опыт также создает и усиливает идентификацию.
Большинство обсуждений реакции на смерть королевы было сосредоточено на том, что это говорит нам о нас как об обществе. Но это значит упустить важность того, как эти события активно меняют людей. Мы не выходим из последних 10 дней такими, какими вошли. Но в этом и заключается весь смысл подобных церемоний. Это технологии для инженерии душ. И исследуя их, мы получаем важнейшие сведения о том, как происходит этот процесс.
